Региональный сегмент Интернета как семантический и социальный феномен

Интеллектуальный потенциал образовательной организации и социально-экономическое развитие региона: сборник материалов международной научно-практической конференции Академии МУБиНТ. — Ярославль: Образовательная организация высшего образования (частное учреждение) «Международная академия бизнеса и новых технологий (МУБиНТ)», 2017. — С. 151-157

Семантический парадокс присутствует здесь уже в самой формулировке проблемы: речь пойдёт о локальности (а именно, её частном случае — региональности в самых разнообразных её проявлениях) феномена, по своей природе, казалось бы, исключительно глобального. Однако чем далее количественно и качественно развивается Интернет, тем отчётливее тенденции к его сегментации, в том числе и «географической».

Понятие Интернета имеет довольно много определений, из которых самое распространённое — всемирная (иногда вместо этого говорят глобальная) компьютерная сеть [4]. Не ставя под сомнение корректность данной дефиниции, отметим её существенный недостаток — односторонность: определяемый феномен рассматривается только в его техническом аспекте. Другие определения, напротив, делают акцент на совокупности «гуманитарных» следствий и надстроек этой технической основы — лингвистических, экономических, социальных, культурных, философских [3]. Существует и более универсальное, самое общее определение, основанное сразу на обоих подходах — всемирная информационная система [8], подразумевающее как информационно-технологическую основу, так и информационность в её социокультурном, например, медийном смысле.

Однако для понимания предмета настоящей работы нам потребуется именно «гуманитарное» осмысление феномена Интернета. Точнее всего необходимые нам смыслы передаёт определение Интернета как коммуникационной среды, используемое, например, Ф. Вириным [2]. Оно, впрочем, справедливо с точки зрения социальной функции такой среды — обеспечения социальной коммуникации, но не указывает на её природу — знаковую. Первичным составляющим элементом обсуждаемой среды выступает знак — то есть предмет (событие, действие или явление), указывающий, обозначающий или представляющий другой предмет [3]. Знак был и остаётся единственным в своём роде средством передачи информации: никакой смысл нельзя передать от одного человека другому или другим, не «упаковав» предварительно в знаки.

Знаки могут быть организованы двумя разными способами — это знаковая система (код, язык, метаязык) и текст. Оба они представляются важными для понимания предмета нашего исследования. Знаки, объединённые в знаковую систему, образуют единое семантическое поле, с её помощью можно описывать как целые отрасли знаний и области социальной действительности, так и всю действительность в целом. Функция знаковой системы — обеспечить мыслящего субъекта средством для создания текстов. Текстом же, и вовсе не обязательно вербальным, является последовательность знаков, объединённая смысловой связью [5]. Но, несмотря на всё сказанное, в качестве ключевого признака для определения среды не подходит ни один из этих двух классических способов организации знаков. Прежде всего потому, что оба явления имеют намного более высокоорганизованную структуру, нежели знак, и, следовательно, не годятся в качестве первичных элементов, «атомов» системы. Именно из знаков во всём их безграничном многообразии и состоит Интернет — он представляет собой рукотворную стихию, огромную совокупность текстов, которые созданы на основе и из материала самых разных знаковых систем (кодов, языков и метаязыков).

Знак социален, это заложено уже в самой его природе. Две из трёх классических составляющих знака по Ч. Моррису [7], а именно — семантика, отвечающая за связь знака с обозначаемым предметом или явлением, и прагматика, связывающая знак с использующим его субъектом, с автором текста — замыкаются на социальную действительность. Социальность семантической составляющей обусловлена тем, что означаемое почти во всех случаях «взято» из социальной действительности, не прямо, так опосредованно — даже если предметом сообщения выступает нечто, казалось бы, не связанное с традиционно социологической проблематикой, предмет сообщения актуален для участников коммуникации, или хотя бы мыслится как актуальный, что с необходимостью придаёт коммуникативному акту социальный характер. Сходным образом социальность присутствует и в прагматике, поскольку говорящий выступает субъектом действия, реализуемого в сообществе, в социуме.

Знак социален с точки зрения как генезиса, так и функционирования. Говоря по-другому, бытие знака (семиозис) начинается с социума, и социумом же заканчивается. Появление знака обусловлено общественной необходимостью нечто обозначить, а функционирует знак — в качестве инструмента социального действия. Данное отношение представлено на схеме (рисунок 1), —

Рисунок 1 — Социальное и семантическое в процессе семиозиса

— где «Соц. 1» — социальные предпосылки генезиса знака и основания его использования в конкретном тексте, «Сем.» — сам знак с его семантикой, а «Соц. 2» — результаты и последствия использования знака в составе текста в качестве социального инструмента.

Здесь есть смысл вернуться к ранее упомянутому термину коммуникация. Это понятие выходит далеко за рамки семиотики и социологии, оно может обозначать объекты также и естественных наук, вообще целенаправленную передачу (перемещение) чего-либо откуда-то куда-то – от физического сигнала или тепловой энергии до пассажиров и грузов (поскольку дорога — это тоже вид коммуникации). Социальную же коммуникацию, предполагающую передачу информации между индивидами или сообществами, точнее всего, на наш взгляд, описал Г. Г. Почепцов: «Для коммуникации существенен переход от говорения Одного к действиям Другого» [12, с. 14]. В этом смысле понятие коммуникации оказывается практически тождественным другому классическому понятию — социального действия, под которым М. Вебер понимал любое действие индивида или группы, так или иначе сориентированное субъектом на действия других индивидов или сообществ [1]. Действительно, что бы человек ни делал в социуме по отношению к другим людям или группам людей, хоть малым, хоть большим, он делает это при обязательном участии тех или иных знаков (как правило, вербальных, но и не только).

Всё сказанное характерно для человеческой цивилизации на всех этапах её истории. Но во времена Интернета многие процессы меняют своё содержание, это касается и социального действия, и особенно участия в нём знаков и текстов. Поэтому мы считаем возможным говорить о феномене Письменности 2.0 — электронной письменности глобально-информационной эпохи, с целым рядом принципиально новых свойств и возможностей, наряду с развитием традиционных [10].

Таким образом, в рамках настоящей статьи мы дополняем существующие определения Интернета следующим важным замечанием: Интернет является знаковой средой социального действия, причём последнее понятие в данном случае сужается до дискурса — действия, совершаемого при помощи текста (в самом широком значении термина) в качестве инструмента.

В контексте настоящего исследования нас интересуют не все социальные действия, совершаемые в среде Интернета, а только те, которые так или иначе связаны с проблемой места, конкретно — с регионом. Как уже отмечалось в самом начале, содержание понятия места применительно к Интернету имеет в себе некий парадокс. Сеть потому и именуется глобальной, что доступ к ней из любой точки земного шара автоматически означает доступ ко всем информационным источникам вне зависимости от их физического местонахождения. Он может быть ограничен чем угодно — необходимостью авторизации, законодательными и административными решениями, языковым барьером — но только не местом, где размещены сами файлы. Вологодское сообщество, объединяющее жителей данного региона, и вологодское землячество в США имеют в Интернете общую региональную принадлежность — вологодскую, хотя в действительности находятся на разных континентах.

И всё же локальность в Интернете присутствует. Она, как и практически всё в глобальной сети, имеет знаковую природу. И определяется тремя мало связанными друг с другом факторами. Одним из них выступает естественный язык и, как следствие, играющий роль границы языковой барьер. Этот барьер всё более эффективно преодолевается посредством машинного перевода, но всё же до сих пор не только существует, но и остаётся значимым. Проблема состоит не только и не столько в недостатке адекватного понимания иноязычных текстов (которое, впрочем, машинный перевод тоже пока не обеспечивает), сколько в отсутствии реальной мотивации к чтению этих текстов у абсолютного большинства пользователей. Другим фактором являются нормы государственного законодательства, он — тоже имеет семантическую составляющую, поскольку с точки зрения семиотики речь в данном случае идёт о специфической знаковой системе (каковой являются любые формализованные нормы, в том числе, правовые).

Ограничимся здесь данной констатацией, поскольку вообще проблематика и языкового барьера, и юридического регулирования Интернета, хоть и является частным случаем проблематики локальности в Интернете, но всё же выходит за рамки предмета настоящей статьи, потому что касается не регионов в традиционном их понимании, а национальных (государственных) образований.

Третий фактор, придающий текстам Интернета признак локальности — чисто семантический: упоминания, описания, обсуждения региональных реалий самого различного характера и масштаба. В отличие от названных выше, он имеет прямое отношение к предмету данной работы и заслуживает более пристального рассмотрения. Именно вся совокупность дискурсов с такими большими и малыми упоминаниями для конкретного региона и есть не что иное, как региональный сегмент Интернета.

Содержание, коннотации, эмоциональная окраска и контексты таких упоминаний бесконечно разнообразны. Регион может упоминаться в любой связи, с положительной или отрицательной оценкой, как явной, так и подразумеваемой, это могут быть региональные бренды (как реальные, так и потенциальные), имена персоналий, топонимы и  так далее. Содержание упоминаний региона можно структурировать следующим образом:

  • события общественной жизни региона (новости);
  • наименования экономических, культурных, социальных и прочих объектов (включая бренды);
  • имена известных людей;
  • явления социальной действительности региона.

Количественное представление о региональных сегментах Интернета в самом первом приближении можно составить по общедоступной статистике поисковых систем. Так, Яндекс на запрос «Москва» предлагает 716 миллионов упоминаний, на запрос «Ярославль» — 161 миллион, и на запрос «Вологда», соответственно, 138 миллионов ответов[1]. Разумеется, для получения более точных цифр необходимо учесть ещё целый ряд факторов. Например, регион далеко не всегда называют открытым текстом, иногда это просто упоминание какой-либо узнаваемой реалии, недвусмысленно указывающей на него. Примерно такова «площадь», занимаемая этими тремя регионами России в глобальном информационном пространстве Интернета. Она определяется довольно многими факторами, первый из которых — социальная активность регионального сообщества.

Однако здесь следует иметь в виду, что речь идёт о дискурсах, а значит, не только о текстах, но и о субъектах социального действия. Об авторах  — с одной стороны, и об адресатах, то есть больших и малых аудиториях — с другой. Аудитории оказываются в этом случае не только получателями сообщений, но и совокупностью субъектов последующего социального действия, обусловленного воспринятой информацией.

Возьмём в качестве примера любое новостное сообщение, вызвавшее широкий общественный резонанс. Региональность здесь может выражаться в содержании сообщения, в принадлежности его автора, в месте жительства его адресата и во всём этом сразу. Первоначально субъектом выступает автор и тот, кто опубликовал текст — создал и распространил его в знаковой среде Интернета при помощи её инструментария. Но действие на этом не заканчивается, в Интернете появляются комментарии, каждый из которых, в свою очередь, тоже является социальным действием. И, скажем, если в исходном сообщении речь идёт о конкретном регионе, то он продолжает упоминаться и в последующих дискурсах по тому же поводу. Определённые процессы порождаются этим и в самом региональном социуме, уже за пределами Интернета, что неразрывно связывает обсуждаемую знаковую среду с социальной действительностью как таковой.

Разумеется, региональный интернет-дискурс по своему генезису не является чем-то однородным, а значит, предполагается дальнейшее структурирование, осуществлять которое имеет смысл, сочетая три следующих признака:

1) степень устойчивости интернет-локализации источника информации;

2) положение субъекта относительно региона;

3) уровень социальной субъектности.

Первый признак подразумевает, как минимум, три категории источников информации как носителей дискурса. Во-первых, это автономно существующие сайты, принадлежащие индивидуальным или корпоративным субъектам социального действия — они привязаны к доменным именам, и потому с точки зрения локализации их в Интернете стабильны и относительно легко определяемы и управляемы. Во-вторых, это сообщества той или иной региональной тематики в социальных сетях, в форумах и на блог-сервисах, они могут быть просто посвящены конкретному региону или быть связаны с тем или иным региональным субъектом социального действия, а также социальной группой или даже стратой. Их локализация тоже относительно стабильна, хотя и не связана с собственным доменным именем — они привязаны не к своему домену, а к социальной сети. В-третьих, это публикации, так или иначе содержащие семантику региона, и размещаемые «на просторах Интернета» в свободном режиме. Большинство их анонимны, и поэтому обсуждение соответствующей тематики — это всё, что связывает их с регионом. Этот признак представляется особо значимым при исследовании проблематики качества массовой информации, в частности, проблемы достоверности источников.

Второй признак предполагает различение информации, исходящей изнутри регионального интернет-пространства и извне его. С одной стороны, это материалы регионального авторства и региональной тематики, опубликованные на региональных же ресурсах, относящихся к первым двум группам из трёх описанных выше: на региональных сайтах и в региональных сообществах в социальных медиа. С другой стороны, это все «внешние» публикации на ресурсах, никак непосредственно не связанных с данным конкретным регионом.

По третьему признаку различаются субъекты дискурса — кто говорит, стало быть, с точки зрения семиотики, речь идёт не только о семантической, но и о прагматической составляющей знака. А с точки зрения социологии это либо индивид, либо группа. И хотя автор практически всегда индивидуален (текст пишет конкретный человек либо крайне небольшое число соавторов), субъект действия может иметь корпоративный характер, то есть им может являться организация. Последнюю мы понимаем здесь в самом широком смысле, это любые организации: органы государственной власти и местного самоуправления, а также все прочие официальные структуры; предприятия всех видов, независимо от формы собственности и направления деятельности; учреждения образования, науки и культуры; общественные организации и движения — культурные, религиозные, политические и так далее. Использование данного признака важно, например, для понимания мотивации социального действия как индивидуумов, так и различных групп.

К трём описанным выше признакам для структурирования регионального интернет-дискурса с точки зрения его генезиса можно было бы добавить ещё наличие медийного компонента в содержании основной деятельности субъекта. Для одних корпоративных и индивидуальных субъектов дискурса продуцирование и распространение массовой информации является основным содержанием их деятельности, для других — нет, у них другой профиль, а активное присутствие в сфере массовой коммуникации необходимо им для информационной поддержки основной деятельности. Однако в силу особенностей феномена Письменности 2.0, о котором говорилось выше, в последние два десятилетия наблюдается устойчивая тенденция к «стиранию граней» между автором и читателем [10], тем более — между профессиональной журналистикой и массовой коммуникацией дилетантского происхождения. Поэтому данный признак хотя и имеет место, но не представляется нам достаточно значимым и серьёзно влияющим на ситуацию.

Однако, несмотря на все метаморфозы, порождённые Письменностью 2.0, ключевые социальные функции массовой коммуникации, а значит, и Интернета в частности, остаются без изменений. Потребность человека в информации о том, что происходит в его мире (и прежде всего — там, где он живёт, с чем непосредственно соприкасается — в его регионе), имеет практический смысл: информация нужна нам для всех больших и малых решений, которые мы принимаем в жизни, то есть, в конечном счёте, для всего, что мы делаем. Таким образом, знаковая среда Интернета обеспечивает нас необходимым ресурсом для нашего социального действия.

Нет никакой автономной и самодостаточной «виртуальной реальности» Интернета. Знаковая среда глобальной сети существует не сама для себя, она состоит из невообразимого количества знаковых «следов» чьих-то социальных действий — совершённых и совершаемых людьми для того, чтобы повлиять на действия людей же. То есть эта среда представляет собой лишь связующее звено между субъектом социального действия с одной стороны и результатом — с другой. А её содержание не только отражает реальность, но и берёт своё начало из реальности, а следовательно, в полной мере обусловлено последней, и в реальность же возвращается в виде результатов деятельности. Это содержание сосредоточено исключительно в текстах, а текст, по Ю. М. Лотману — это информационный генератор, способный порождать новые смыслы [6]. И не только новые смыслы, добавим мы к этому, но и вытекающие из них новые социальные действия.

Библиографический список:

  1. Вебер М. Основные социологические понятия // Вебер М. Избранные произведения. — М.: Прогресс, 1990.
  2. Вирин Ф. Интернет-маркетинг: полный сборник практических инструментов / Федор Вирин. — М.: Эксмо, 2010. — 224 с. — (Интернет: технологии получения прибыли).
  3. История философии: Энциклопедия. — Мн.: Интерпрессервис; Книжный Дом. 2002. — 1376 с. — (Мир энциклопедий).
  4. Комлев, Н. Г. Словарь иностранных слов : [Более 4500 слов и выражений] / Н. Г. Комлев. – М. : ЭКСМО, 2006. – 669 с. – ISBN 5-699-15967-3 : 136.85.
  5. Лингвистический энциклопедический словарь. — М.: Советская энциклопедия. Гл. ред. В. Н. Ярцева. 1990.
  6. Лотман Ю. М. Семиотика культуры и понятие текста // Избранные статьи. Т. 1. — Таллинн, 1992. — С. 129-132
  7. Моррис, Ч. У. Основания теории знаков // Семиотика. Сборник переводов. Под ред. Ю. С. Степанова. М.: Радуга, 1982.
  8. Научно-технический энциклопедический словарь. / [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://dic.academic.ru/dic.nsf/ntes/1799/ИНТЕРНЕТ (дата обращения: 30.03.2017).
  9. Омелин М. В. Дискурс в региональном интернет-социуме // Экономика региона: реальность и перспективы [Текст]: Материалы IV региональной научно-практической конференции, г. Вологда, 03 февраля 2012. / Филиал ФГБОУ ВПО «СПбГИЭУ» в г. Вологде, ИСЭРТ РАН. — Выпуск 4 – Вологда: Филиал ФГБОУ ВПО «СПбГИЭУ» в г. Вологде, ИСЭРТ РАН. — 2012. – С. 107-111.
  10. Омелин М. В. Письменность 2.0 как фактор конфигурации современного медиадискурса // Медиа в современном мире. 55-е Петербургские чтения: тезисы Междунар. науч. форума 21–22 апреля 2016 г. / отв. ред. В. В. Васильева. – СПб.: Институт “Высш. шк. журн. и масс. комм.” СПбГУ, 2016.
  11. Пирс, Ч. С. Что такое знак? // Вестн. Томского гос. ун-та. Сер. Философия. Социология. Политология. – 2009. – № 3 (7). — С. 88–95 / пер. с англ. А. А. Аргамаковой; с предисл. к публ. С. 86–87.
  12. Почепцов Г. Г. Теория коммуникации. М.: «Рефл-бук», К.: «Ваклер». — 2001. — 656 с.

[1] По данным на 30 марта 2017 года.

Поделиться в соцсетях: