Статья в сборнике
Партийное строительство и формирование общественной инициативы в регионах России: сборник научных трудов / под ред. В. Н. Степанова; Московское представительство Фонда имени Конрада Аденауэра; Международный университет бизнеса и новых технологий, – Ярославль: РИЦ МУБиНТ, 2008. – С. 66-70.
Символ обладает сверхмощным коммуникативным потенциалом. Он может нести на себе и эффективно доставлять адресату несоизмеримо большее содержание, нежели любой другой знак. Именно об этих возможностях символа сказал в свое время А. Ф. Лосев: «в символе как раз струятся те самые энергии, которые, не покидая сущности, тем не менее частично являют ее всему окружающему» [2; 96].
Символы, как знаки, тесно связаны с ценностями. Семантика символа отличается от семантики всех прочих знаков непременным наличием ценностного содержания. Ценности же есть то, без чего немыслима как политическая деятельность и сфера политики вообще, так и деятельность партий в частности.
Прежде всего, символы выступают, как средство актуализации ценностей в составе политической идеологии. Так, традиционный обитатель русских лесов – медведь, будучи визуальным символом «Единой России», содержит указание на русскую культурную идентичность и одновременно на силу государства. Еще отчетливей семантика символа видна в случае с серпом и молотом коммунистов: здесь присутствует не только значение приверженности идеям освобожденного труда, социальной справедливости и защиты угнетенных, но и последовательности, верности принципам и неизменности ценностной ориентации. Яркий визуальный символ – яблоко, взятый на вооружение одноименной партией, поначалу возник из простого совпадения: первые три буквы слова яблоко совпадали с первыми буквами фамилий основателей партии – Явлинского, Болдырева и Лукина. Но с течением времени этот плод, превращенный в символ, начал усилиями партийных идеологов обрастать новыми значениями. Например, такими, как державная власть (изображения державы и скипетра, частично наложенные друг на друга [3]) – выигрышными с точки зрения политической пропаганды, но не вполне отраженными в партийной программе и деятельности.
Семантика визуальных символов весьма динамична, она меняется вместе с имиджем партии и вслед за ее деяниями, успехами и неудачами. История знает яркие примеры: некогда безобидный символ – свастика – с середины двадцатого века стал олицетворением глобального злодейства как раз благодаря усилиям политической партии, в идеологию которой он был вписан.
Однако, по сравнению с визуальными символами еще больший интерес представляют вербальные, или идеологемы – слова и фразеологизмы, также исполняющие функции символов и обладающие всеми их признаками. Семантика идеологем зачастую оказывается более устойчивой к воздействию социальных изменений. Так, одни и те же государственность и патриотизм в качестве слов-символов могут эксплуатировать даже политические оппоненты, либо одновременно, либо последовательно – одни после крушения и ухода других. Семантика символов в таких случаях не меняется радикально, но наполняется новыми значениями и оттенками значений. А с точки зрения коммуникативных технологий в сфере политики это дает возможность говорить о перехвате символов у оппонента – с дальнейшим наполнением новым содержанием и с использованием для решения собственных коммуникативных задач.
В семантике идеологем, как правило, представлены и ценности, и оценки, как актуализация последних. Например, для политической лексики либеральной оппозиции характерны идеологемы Кремль и режим (в нейтральных источниках те же смыслы передаются совершенно другими словами). Так, первая обыгрывает патриотические ценности (символ Москвы, столицы государства). Но, вместе с тем, это слово в подобных контекстах отнюдь не нейтрально, оно отсылает к советскому прошлому, описываемому при помощи враждебного лексикона и оценок времен второй мировой или «холодной войны».
Несмотря на совпадения и пересечения, каждая политическая доктрина включает в себя уникальную систему идеологем. Так, например, символы рынок или толерантность (вместе со стоящими за ними ценностями) характерны, в основном, для либеральных воззрений, трудящиеся – для марксистских. Слова такого рода органично вписаны в политический лексикон, которым пользуются члены той или иной партии, а их оппоненты если и употребляют идеологемы «враждебного» ряда, то исключительно в негативных или уничижительных смыслах.
Однако, как ценности, так и обозначающие их символы играют в политическом дискурсе двоякую роль. Во-первых, как уже было отмечено, они представляют собой базис для практически любой политической идеологии. И во-вторых, будучи так или иначе формализованы, они выступают средством убеждения в политической коммуникации.
Само понятие политическая коммуникация содержит в себе, на наш взгляд, некоторый элемент тавтологии: коммуникацией оказывается по сути любое действие, так или иначе содержащее политическую составляющую, политика – сама по себе коммуникативна. Поскольку она имеет власть или влияние либо в качестве цели, либо в качестве средства, либо в качестве предмета, то есть, присутствует то или иное целенаправленное воздействие одного человека на другого (других) при помощи неких идеальных средств, уже постольку она является коммуникацией.
Таким образом, имеет смысл говорить, что любые политические идеи и любая их трансляция изначально несут в себе аксиологическую и, следовательно, символическую составляющую. Это происходит не только в силу наличия ценностной основы политических убеждений, но и по причинам более прагматическим, коммуникативной природы. Коммуникация в этом случае имеет два вектора – внешний и внутренний: она необходима партии как для приобретения влияния и увеличения числа сторонников и активистов, для вовлечения людей в орбиту своей деятельности, особенно во время предвыборных кампаний, так и для сплочения собственных рядов, мотивации уже существующих партийных кадров.
Символ здесь оказывается связующим звеном между системой ценностей с одной стороны и целевой аудиторией политической коммуникации – с другой. Более детально это «посредничество» может быть описано следующим образом (рис. 1).
Рис. 1. Связи между ценностями и обозначающими их символами.
Первичная связь существует между ценностью (Ц) и отсылающим к ней символом (С), это семиотическая связь между смыслом и знаком. Далее возникает движение от символов к ценностям (но эта связь не является обратной по отношению к предыдущей): от символов, передаваемых адресантом сообщения – к ценностям, усваиваемым и осваиваемым адресатом.
Однако, есть и еще один, может быть, не столь очевидный этап такого движения смыслов между ценностями и символами, это последующее движение от первых ко вторым: ценности, в свою очередь, девальвируют с точки зрения самого адресанта, но отражающие их символы продолжают использоваться им в качестве эффективного средства коммуникации. То есть, если на начальном этапе ценность оформляется как символ, то потом символ начинает заменять собой означаемое им, то есть, ценность, как таковую.
Исторически, этот феномен выступил, например, одним из факторов, вызвавших крушение коммунистической идеологии и, как следствие, базировавшейся на ней системы: ценности, изначально исповедуемые ее адептами совершенно искренне, стали просто «пустыми» (с точки зрения реальной семантики) знаками, продолжая в то же время исполнять свое коммуникативное предназначение. Ценности девальвировали, но обозначавшие их символы-идеологемы никуда не делись. При этом коммуникативная функция символа продолжала работать так же, как если бы за символом по-прежнему стояло реальное содержание.
Аналогичное явление можно наблюдать в лице «гражданской религии» в США. Символы, когда-то наполненные реальным аксиологическим содержанием, стали просто предметом поклонения. Но остались при этом средством эффективной коммуникации, в том числе и на международном уровне.
Такое состояние нельзя назвать устойчивым, поскольку речь идет здесь по сути о манипуляции, и вступает в действие принцип, приписываемый А. Линкольну: «Можно обманывать часть народа все время, и весь народ некоторое время, но нельзя обманывать весь народ все время» [1]. Именно поэтому политическая доктрина, в которой развертываются описанные выше процессы, оказывается перед угрозой тотальной потери влияния. Силу, заставляющую, тем не менее, еще какое-то время работать в пропагандистском плане аксиологически «опустевшие» символы, можно назвать коммуникативной инерцией. А любая инерция имеет тенденцию к угасанию.
Литература
1. Афоризмы: А. Линкольн. – доступ: http://www.aforismo.ru/authors/3149
2. Лосев А. Ф. Философия имени / Самое само: Сочинения. – М.: ЭКСМО-Пресс, 1999. – 1024 с. – С. 29-204.
3. О чем говорил Г. А. Явлинский. Углич, 5 декабря 1998 г. – доступ: http://www.yabloko.ru/Regions/Moscow/yaroslavl/yavlinsky2.html